Марина Цветаева

[Землячка]

Сладко вдвоем -- на одном коне,
В том же челне -- на одной волне,
Сладко вдвоем -- от одной краюшки
Слаще всего -- на одной подушке!

1 ноября 1918

[Землячка]

Цветаевский ноябрь

.. "На следующий день, 4 ноября 1917 года, Цветаева с мужем и его другом прапорщиком Гольцевым снова отправились в путь: молодые офицеры стремились пробраться на Дон, Цветаева сама провожала Сергея в Крым. В темном вагоне, по дороге в неизвестность, они читали стихи, потому что революции, войны — это все второстепенно. Уродливые наросты на красоте и гармонии. Главная сила Вселенной — поэзия. Гольцев, погибший на фронте в следующем году, учился в студии Евгения Вахтангова. Под стук колес он прочел стихи молодого поэта, своего друга и тоже студийца, Павла Антокольского. Марина сразу же почувствовала тот настрой возвышенного и чистого романтизма, который уводил к истокам ее влюбленности в немецкую поэзию. * * * «В бешеную снеговую бурю приехали в Коктебель. Седое море. Огромная, почти физически жгущая радость Макса Волошина при виде живого Сережи. Огромные белые хлеба. На разговоры и застолье всего несколько часов: в вечер того же дня Сережа, его друг Гольцев и Марина едут на Дон.
Макс Волошин в огромной дохе на приступочке башни жарит лук в чугунной жаровне. А пока жарится, громко рассказывает Сереже и Марине о завтрашних и послезавтрашних судьбах России.

— А теперь, Сережа, будет вот что… Запомни. — И вкрадчиво, почти радуясь, как добрый колдун детям, рисует картинку за картинкой — всю русскую Революцию на пять лет вперед: террор, гражданская война, расстрелы, заставы, Вандея, озверение, потеря лика, раскрепощенные духи стихий, кровь, кровь, кровь…»
— Совсем недавно ты другое говорил. Прекрасным будущим меня заманивал, — Марина макала куском хлеба в луковый соус. — Вкусно»..
— Видишь ли — в энтузиасты ринулся. Но что-то не туда все покатило.
Оптимизм Макса относительно происходящего в России был сильно омрачен событием последних недель. Он внимательно изучал политическую ситуацию, расстановку сил на общественной арене и делал неутешительные выводы. У Цветаевой никогда не было иллюзий относительно власти большевиков и связанных с ними исторических перспектив. Она, не пытавшаяся вникать в политику, отстранявшая от себя эту сферу, как кучу навоза, не подпадала под влияние речей, программ, обещаний. Не обольщалась иллюзиями — ведь сама же видела эти лица, видела этих людей и знала, что ждать от них можно только самого худшего. Удивительно верная оценка политических ситуаций была свойственна Цветаевой на всех этапах ее сложной судьбы. Возможно, провидчество являлось составляющей ее поэтического дара?
Макс, Марина, Сергей старались найти истину в долгом споре. И нашли — одну для всех: неколебимую веру в человеческую личность, первостепенную ее ценность, не подменяемую никакими идеалами коллективизма." (...)

Из книги Виктории Швейцер "Марина Ивановна Цветаева. Пусть поэта." (серия ЖЗЛ)

Из сети

[Землячка]

Берлину

Дождь убаюкивает боль.
Под ливни опускающихся ставень.
Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль
Копыта – как рукоплесканье.

Поздравствовалось – и слилось
В оставленности златозарной,
Над сказочнейшими из сиротств
Вы смилостивились, казармы

Марина Цветаева

Говорят, что путь поэта - нескончаемый подъем по лестнице... То стремглав, бегом, то еле-еле... По ступеням познания, через витражи жизни... Только... Только пока есть хоть один читатель не будет последней ступеньки... И это правильно... Но это - неумелая и, быть может, не совсем уместная лирика... Так, вспомнились мысли, что пришли в голову два года назад, там, возле этого дома...
В Берлине, городе, которой называют "Мачехой русской эмиграции", на улице Траутенауштрассе - тихой, спокойной, можно даже сказать, невозмутимой, стоит дом под номером 9... Это бывший пансион Элизабет Шмидт...



Здесь крутая деревянная лестница, стены украшены зеркалами венецианского стекла, резные отполированные миллионами прикосновений, перила... Берлинский белый свет ложится на ступени странными узорами и оживляет обнаженную купальщицу на витраже окна, наполняет жизнью бирюзовую вазу с золотыми сказочными цветами уже на другом лестничном пролете, вдыхает жизнь в грандиозных львов, сказочных существ и диковинные растения...

Сколько раз по этой лестнице поднималась в свою квартиру Марина Цветаева, держа за руку дочь Ариадну?... А сколько раз поднимался к ней в гости Андрей Белый?... Нет ответов на эти вопросы... Но... Но есть главное - "Берлинская осень" Марины... В этом доме она подготовила к изданию сборники «Психея» и «Ремесло» и второе издание поэмы «Царь-девица», которые были напечатаны в Берлине в 1922-1923 гг. ( Сборники «Разлука» и «Стихи к Блоку» были опубликованы в Берлине весной 1922 г.). Кроме того, написано около 30 стихотворений, рассказ в эпистолярной форме «Флорентийские ночи», а также эссе «Световой ливень», напечатанное опять же в Берлине летом 1922 г.



На фотографии Марина Цветаева с дочерью Ариадной.
На ней деревенское синее платье в популярном в те времена стиле бауэрнкляйд... Платье она купила сразу по приезду в Берлин и все 11 недель, что прожила в этом городе, носила его...

6 ноября 1996 года благодарные немцы открыли мемориальную табличку при входе в подъезд...



В ней нет помпезности, бравурности... Она совершенно простая... На ней главные слова... А за словами - обычная любовь и признательность немцев к русской поэтессе... Кстати, на открытии таблички были только немцы, русские не пришли...

Из сети

[Землячка]

Встреча с Пушкиным

Я подымаюсь по белой дороге,
Пыльной, звенящей, крутой.
Не устают мои легкие ноги
Выситься над высотой.

Слева - крутая спина Аю-Дага,
Синяя бездна - окрест.
Я вспоминаю курчавого мага
Этих лирических мест.

Вижу его на дороге и в гроте...
Смуглую руку у лба...
- Точно стеклянная на повороте
Продребезжала арба...-

Запах - из детства-какого-то дыма
Или каких-то племен. ..
Очарование прежнего Крыма
Пушкинских милых времен.

Пушкин! - Ты знал бы по первому взору,
Кто у тебя на пути.
И просиял бы, и под руку в гору
Не предложил мне идти.

Не опираясь о смуглую руку,
Я говорила б, идя,
Как глубоко презираю науку
И отвергаю вождя,

Как я люблю имена и знамена,
Волосы и голоса,
Старые вина и старые троны,
- Каждого встречного пса! -

Полуулыбки в ответ на вопросы,
И молодых королей...
Как я люблю огонек папиросы
В бархатной чаще аллей,

Комедиантов и звон тамбурина,
Золото и серебро,
Неповторимое имя: Марина,
Байрона и болеро,

Ладанки, карты, флаконы и свечи,
Запах кочевий и шуб,
Лживые, в душу идущие, речи
Очаровательных губ.

Эти слова: никогда и навеки,
За колесом - колею...
Смуглые руки и синие реки,
- Ах, - Мариулу твою! -

Треск барабана - мундир властелина -
Окна дворцов и карет,
Рощи в сияющей пасти камина,
Красные звезды ракет...

Вечное сердце свое и служенье
Только ему. Королю!
Сердце свое и свое отраженье
В зеркале... - Как я люблю...

Кончено... - Я бы уж не говорила,
Я посмотрела бы вниз...
Вы бы молчали, так грустно, так мило
Тонкий обняв кипарис.

Мы помолчали бы оба - не так ли? -
Глядя, как где-то у ног,
В милой какой-нибудь маленькой сакле
Первый блеснул огонек.

И - потому что от худшей печали
Шаг - и не больше - к игре! -
Мы рассмеялись бы и побежали
За руку вниз по горе.

1 октября 1913

[Землячка]

Счастие или грусть --
Ничего не знать наизусть,
В пышной тальме катать бобровой,
Сердце Пушкина теребить в руках,
И прослыть в веках --
Длиннобровой,
Ни к кому нс суровой --
Гончаровой.

Сон или смертный грех --
Быть как шелк, как пух, как мех,
И, не слыша стиха литого,
Процветать себе без морщин на лбу.
Если грустно -- кусать губу
И потом, в гробу,
Вспоминать -- Ланского.

11 ноября 1916

[Землячка]

ЗИМОЙ

Снова поют за стенами
Жалобы колоколов...
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!

Город во мгле засыпает,
Серп серебристый возник,
Звездами снег осыпает
Твой воротник.

Ранят ли прошлого зовы?
Долго ли раны болят?
Дразнит заманчиво-новый,
Блещущий взгляд.

Сердцу он (карий иль синий?)
Мудрых важнее страниц!
Белыми делает иней
Стрелы ресниц...

Смолкли без сил за стенами
Жалобы колоколов.
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!

Месяц склоняется чистый
В души поэтов и книг,
Сыплется снег на пушистый
Твой воротник.

[Землячка]

Посвещение Марине Цветаевой

В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.

И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.

Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где реют голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное - Флоренция в Москве.

И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне видение Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.

Осип Мандельштам
15 января -125 лет со дня рождения

[Землячка]

Одна половинка окна растворилась.
Одна половинка души показалась.
Давай-ка откроем -- и ту половинку,
И ту половинку окна!

[Землячка]

Узкий, нерусский стан —
Над фолиантами.
Шаль из турецких стран
Пала, как мантия.

Вас передашь одной
Ломаной черной линией.
Холод — в весельи, зной —
В Вашем унынии.

Вся Ваша жизнь — озноб,
И завершится — чем она?
Облачный — темен — лоб
Юного демона.

Каждого из земных
Вам заиграть — безделица!
И безоружный стих
В сердце нам целится.

В утренний сонный час,
— Кажется, четверть пятого, —
Я полюбила Вас,
Анна Ахматова.

11 февраля 1915

[Землячка]

17 февраля 1916

О.Э.Мандельштаму

Собирая любимых в путь,
Я им песни пою на память —
Чтобы приняли как-нибудь,
Что когда-то дарили сами.

Зеленеющею тропой
Довожу их до перекрестка.
Ты без устали, ветер, пой,
Ты, дорога, не будь им жесткой!

Туча сизая, слез не лей,—
Как на праздник они обуты!
Ущеми себе жало, змей,
Кинь, разбойничек, нож свой лютый.

Ты, прохожая красота,
Будь веселою им невестой.
Потруди за меня уста,—
Наградит тебя Царь Небесный!

Разгорайтесь, костры, в лесах,
Разгоняйте зверей берложьих.
Богородица в небесах,
Вспомяни о моих прохожих!

[Землячка]

18 февраля 1916

О. Э. Мандельштаму

Откуда такая нежность?
Не первые - эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала - темней твоих.

Всходили и гасли звезды
(Откуда такая нежность?),
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.

Еще не такие песни
Я слушала ночью темной
(Откуда такая нежность?)
На самой груди певца.

Откуда такая нежность?
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами - нет длинней?

..............................

18 февраля 1916

О. Э. Мандельштаму

Ты запрокидываешь голову
Затем, что ты гордец и враль.
Какого спутника веселого
Привел мне нынешний февраль!

Преследуемы оборванцами
И медленно пуская дым,
Торжественными чужестранцами
Проходим городом родным.

Чьи руки бережные нежили
Твои ресницы, красота,
И по каким терновалежиям
Лавровая твоя верста...—

Не спрашиваю. Дух мой алчущий
Переборол уже мечту.
В тебе божественного мальчика,—
Десятилетнего я чту.

Помедлим у реки, полощущей
Цветные бусы фонарей.
Я доведу тебя до площади,
Видавшей отроков-царей...

Мальчишескую боль высвистывай,
И сердце зажимай в горсти...
Мой хладнокровный, мой неистовый
Вольноотпущенник — прости!



17 февраля 1916, 18 февраля 1916...?
Ровно сто лет назад.
Три стихотворения... Мандельштаму
Узнать бы, чем был замечателен этот день для Цветаевой и Мандельштама?